Переводчик: Пропавшая (1–8 главы), lizzy17 (9-14 главы)

Редактор: Аленушка

Вычитка: Александрина Царева

ПРОЛОГ

Песня

Каждое утро одно и то же.

Свернувшись в позе эмбриона, я стараюсь не замечать камушки, впивающиеся мне в щёку; грязь, настолько глубоко въевшуюся под ногти, что даже почернела ногтевая пластина.

Я не думаю о своих длинных светлых волосах, слипшихся от грязи. Или о вони, исходящей от моего тела, потому что давно не принимала душ.

Я стараюсь не давиться повисшим в воздухе смрадом моих же испражнений, который окутывает комнату и въедается под кожу.

Все это когда-то беспокоило меня. Теперь же я едва обращаю на это внимание.

Потому что могу думать только об одном — о том, что происходит сейчас.

В темноте.

В пустой комнате.

Равномерное биение моего сердца.

Воздух, вдыхаемый и выдыхаемый из моих лёгких.

И песня.

Она начинается со свиста. Пронзительного. Самый ужасный звук, который я когда-либо слышала. Я прикрываю уши. А когда это не срабатывает, затыкаю их пальцами.

Но всё равно его слышу.

Свист.

Ненавижу его.

А он всё продолжается и продолжается, и продолжается.

И затем превращается в нечто, напоминающее глухое пение. Будто кто-то напевает мотив с закрытым ртом.

Тон напева то возрастает, то понижается. Вверх и вниз. Без слов. Просто мелодия. Одновременно знакомая и внушающая ужас. Она громкая. Слишком громкая, по сравнению с тишиной, к которой я привыкла.

Диссонирующая. Не попадающая в тон.

Звучит это так, как будто мелодию, которая должна по своей сути быть прекрасной, зажевали и выплюнули обратно.

Как в фильме ужасов.

А потом она прекращается. И начинается пение.

И в этот момент становится хуже всего.

Потому что я понимаю слова. Я знаю их, даже если и не узнаю голос, который поёт. Я знаю слова. Хотя и не понимаю, откуда именно.

Они заставляют меня грустить. И злиться.

Почти сводят с ума…

Но ещё более ужасно то, что я чувствую любовь. Глубоко внутри. Вырванную из моего кровоточащего сердца, разрушившую меня на множество мелких острых осколков.

Любовь.

Я её чувствую.

Но не понимаю.

И слова не прекращаются. Я отчаянно хочу узнать, кому принадлежит этот голос.

Я кричу, пока горло не начинает саднить и кровоточить.

Я кричу до тех пор, когда уже просто больше не в состоянии кричать.

А песня всё продолжается.

И продолжается.

И продолжается.

Напоминая мне о прошлом.

Забирая будущее.

Никто не будет скучать по маленькой пропавшей девочке…

ГЛАВА 1

День 1

Настоящее

Двадцать веков беспробудного сна.

Бип. Бип. Бип.

Я прихожу в себя.

Голова пульсирует от боли, и я уверена, что прокусила нижнюю губу. Во рту чувствуется привкус крови. Металлический. Как после облизывания монеты.

В горле пересохло, и я не могу сглотнуть, хоть и сильно стараюсь. Никогда в жизни мне не хотелось пить так сильно, как сейчас.

Со стоном переворачиваюсь на бок и подтягиваю ноги к груди. Мне больно. Очень больно. Боль ощущается в каждой клеточке. Нет ни одного места на теле, которое бы не болело.

Такое впечатление, что я с разбегу врезалась в кирпичную стену.

Распахиваю глаза и не могу ничего разглядеть в размытой темноте. Через грязное окно льется слабый свет, но я вижу лишь тени.

Ощупываю своё лицо и обнаруживаю, что мои очки пропали.

Я мгновенно чувствую подавляющую панику.

Мои очки пропали!

Без них я ничего не вижу!

Прищурившись, оглядываюсь вокруг, пока глаза привыкают к плохому освещению, но без очков я не могу разглядеть хоть что-нибудь примечательное. Уверена, что я больше не в Канзасе. Но определить, где именно нахожусь, не могу.

Я медленно сажусь и отползаю назад, пока не упираюсь спиной в стену. Подо мной жёсткий бетонный пол. Я не сдерживаю тихого писка, но быстро захлопываю рот, пугаясь собственного голоса.

Тру ладонями глаза; в голове стучит и от этого мне тяжело думать.

Где я?

Трясу головой и стону от боли, распространяющейся по телу, как паутина. Пробегаю пальцами вверх по шее, вздрагиваю от того, какой стала на ощупь моя нежная кожа.

Я распахиваю глаза настолько широко, насколько могу, отчаянно пытаясь увидеть. Нуждаясь в этом.

Ничего! Я ничего не вижу!

Где мои очки?

Ползаю на четвереньках, шарю руками по полу, надеясь, что они просто упали.

— Ой! — ахаю я. Подношу палец ко рту и облизываю его. Вкус крови на языке становится всё более знакомым.

Я бросаю бесполезные поиски и медленно, неуверенно поднимаюсь на ноги. После чего разворачиваюсь по кругу, пытаясь понять, что это за комната.

Где я?

Я не вижу — но слышу.

Чувствую запахи.

Могу прикасаться.

Мне нужно научиться полагаться на другие чувства, чтобы понять, что меня окружает.

Я напрягаю слух, но слышу лишь тишину, которая кажется более пугающей, когда не можешь видеть.

Полная и абсолютная тишина.

Отсутствие звука, которое простирается всё дальше и дальше, и дальше.

Но так было не всегда. Кажется, я помню шум. Пытаюсь добраться до глубин своего измученного подсознания. Что-то на границе памяти. Я пытаюсь вспомнить.

Но это чувство пропадает…

Только тишина.

— Боже мой, — шепчу я, закрываю руками лицо и глотаю воздух так быстро, как только могу. Грудь тяжело вздымается, а живот скручивает.

Я одна.

В абсолютном, совершенном одиночестве.

Скрючив пальцы, впиваюсь ногтями в щёки, совсем не заботясь о том, что царапаю кожу.

Это знакомо. И это опустошает. Одиночество может полностью раздавить меня.

Соберись, Нора! Этим не поможешь!

Дрожащие глубокие вздохи. Спокойствие. Только спокойствие.

Хорошо, здесь нет никакого шума. Но какие есть запахи?

Глубоко втягиваю воздух носом и задерживаю дыхание. Затхлый, неприятный запах плесени и гнили оседает на задней стенке моего горла. Я кашляю, когда чувствую боль. Пахнет разложением.

Смертью.

Забытьём.

Есть что-то неприятно знакомое в этом запахе и тишине. Вонь запущенности щекочет память, и я борюсь изо всех сил, чтобы дотянуться и схватить неуловимые нити, но мне никак не удаётся это сделать. Мои действия похожи на лёгкие, разочаровывающие приступы дежа вю.

Повернувшись по кругу ещё раз, я подворачиваю колено. Нога подгибается, и я падаю на пол. Я ахаю, когда соприкасаюсь с холодным твёрдым полом, после чего тру рану. И нащупываю опухающий синяк, пульсирующий от удара после падения на ногу всем весом.

Я едва могу дышать. Витающая в воздухе пыль оседает на волосах и ресницах. Каждая частичка моего тела чувствует давление или ушиб, как будто я побывала в неравной борьбе и, конечно же, вышла из неё очевидным проигравшим.

Думай, Нора! Как это произошло?

Собираюсь с мыслями и думаю о последних двадцати четырех часах. Я пытаюсь думать о предшествующих днях, которые привели к такой ситуации.

И встречаю бесконечное море путаницы.

Мягкие тёмные волосы, обдуваемые ветром.

Злой голос, кричащий вслед, пока я убегаю.

Ярость.

Ненависть.

Тоска.

Не состыковывающиеся образы, разрозненные чувства. Ничего из этого не имеет смысла. Мне кажется, будто меня разрезают на маленькие-маленькие кусочки. Ноющая физическая боль не идёт ни в какое сравнение с этим.

Мое сердце истерзано.

Я снова поднимаюсь на ноги, стараясь не опираться на пострадавшее колено, чтобы причинить себе как можно меньше боли. Ослабевшая нога дрожит от напряжения, но я всё же в состоянии ровно стоять и не падать. Еле волоча ноги, шаркаю к стене и упираюсь ладонями в доски. Старое дерево. С трещинами и разломами в некоторых местах. Кажется, будто этой постройке уже много лет. От дерева исходит странный запах. Наклоняюсь ближе, принюхиваюсь. Нос щекочет запах плесени и чего-то ещё.